«Потеря лица — это потеря идентичности». Как работает отделение реконструктивной хирургии во Львове, рассказывает Ольга Руднева
На базе Superhumans Center во Львове начало работу отделение реконструктивной хирургии, в котором среди прочего сфокусируются на одной из самых сложных категорий травм — травмах лица.
В конце февраля 2024 года во львовском реабилитационном центре Superhumans Center открылось отделение реконструктивной хирургии. Здесь на бесплатной основе будут оперировать как гражданских, так и военных, среди пациентов — люди с травмами конечностей и лица.
Ольга Руднева, CEO Superhumans Center, в интервью NV рассказывает, как развивается реконструктивная хирургия в Украине в течение последних нескольких лет, почему травмы лица — одни из самых сложных и как созданному отделению удалось привлечь к сотрудничеству лучших специалистов со всего мира.
— Что такое реконструктивная хирургия?
— Суть реконструктивной хирургии — это восстановление путем оперативных вмешательств тех частей тела или органов человека, где имелись дефекты, деформации или повреждения. Речь идет не только о коррекции анатомических дефектов, то есть строения тела, но и о восстановлении утраченных функций также. При проведении реконструктивно-пластических операций широко используются микрохирургические техники, а также замещение имеющихся дефектов тканей трансплантатами — искусственными, донорскими или собственными тканями.
Основная задача нашего отделения — это реконструктивная хирургия лица, работа с травмами головы и шеи, а также подготовка ампутированных конечностей к протезированию. Например, планируем также делать коррекции культи. Не все ампутации, с которыми приходят пациенты, идеальны. Очень часто надо доставать осколки, которые остались и вроде бы раньше не мешали. Но когда пациент начинает ходить на протезе, замечает, что они мешают. На передовой сейчас осколки из тела не достают, поэтому для этого нужно свое хирургическое отделение.
Наше отделение — это полноценное стационарное отделение с палатами интенсивной терапии, операционным блоком — двумя операционными комнатами с максимальным уровнем стерильности. Стерильность — это базовое требование реконструктивной и пластической хирургии, является залогом успешных послеоперационных результатов.
Микрофлора наших пациентов, скажем так, довольно агрессивная и устойчивая к антибактериальным средствам, что связано с особенностями минно-взрывной травмы и современными реалиями лечения пациентов на этапах эвакуации. Поэтому соблюдение высоких стандартов инфекционного контроля было для нас задачей № 1, которую поставили перед нами наши французские партнеры.
В отделении есть сверхсовременное оборудование, благодаря которому хирурги во время операции могут контролировать отдельные этапы вмешательства для максимально точного восстановления сложного строения лицевого скелета в трехмерной плоскости.
В целом реконструктивная хирургия — это не одна операция, потому что за одну операцию мы не можем решить все проблемы, с которыми пришел к нам пациент. Это может быть серия операций, которые суммарно длятся несколько лет. Сначала мы восстанавливаем функцию, которая была утрачена в результате травмы, а уже потом начинаем работать над эстетикой.
— Что за специалисты привлечены к работе в этом отделении?
— Реконструктивная хирургия лица — это сложная тема. Мы будем осуществлять ее силами украинских и зарубежных специалистов. Министерства здравоохранения Украины и Франции подписали меморандум о сотрудничестве. В рамках этого меморандума нам удалось собрать лучшую хирургическую команду реконструктивных хирургов в мире. В Украину приезжают зарубежные миссии, в основном это лучшие команды: вместе с украинскими специалистами они встают за операционный стол и берут интересные кейсы.
Мы получили доступ к лучшим хирургам в мире, в том числе и из тех, кто был в команде врачей, которые сделали первую в мире операцию по пересадке лица. Они очень экспертные, и мы очень счастливы, что они согласились. Обычно эти специалисты работают или с врожденными пороками, или с травмами мирного времени. Поэтому им тоже интересны наши кейсы, интересно работать с теми случаями, которые мы сейчас имеем, потому что в мире сейчас таких — немного. Поэтому я бы сказала, это совместный процесс, симбиоз, полезное сожительство — они получают доступ к интересным кейсам, а мы — их опыт, экспертизу лучших хирургов, и делаем вместе какие-то важные вещи.
Кроме консультирования украинских коллег иностранные специалисты также проводят и консультации пациентов, где вместе с украинскими специалистами определяется тактика лечения. Часто это операции продолжительностью 12−15 часов, с пересадкой лоскутов — то есть комплекса тканей, который состоит из кожи, мышечной части, фрагмента кости с обязательным сохранением сосуда для будущего «питания» трансплантата.
— Насколько развита была реконструктивная хирургия в Украине до начала полномасштабной войны и достаточно ли у нас специалистов по такому направлению?
— Если учитывать количество ранений и характер боевой травмы, то специалистов по реконструктивной хирургии в Украине недостаточно. Пластическая хирургия как специальность в нашей стране появилась только в 2019 году — тогда открыли одноименную кафедру при Киевском медицинском университете. В 2021-м появилась специальность «челюстно-лицевая хирургия». До того существовала только «хирург-стоматолог», но были медицинские кафедры челюстно-лицевой хирургии.
Некоторые направления реконструктивной хирургии были распространены в Украине до полномасштабного вторжения, например эндопротезирование крупных суставов — тазобедренных, коленных, пересадка кожи при ожогах. Какие-то из них во время войны получили толчок для развития, потому что появилось большое количество пациентов с минно-взрывными травмами лица и конечностей. Поэтому в целом такие специалисты в Украине, конечно, существуют, как и довольно профессиональные команды врачей. Но их точно надо доучивать, давать им дополнительные знания и ресурсы.
Реконструктивная хирургия — это дорого, потому что сами импланты дорогие. А тот спрос на эту услугу, который сейчас существует, мы не можем удовлетворить тем количеством качественных специалистов, которые есть на рынке. Очень много пациентов, нуждающихся в подобных вмешательствах, и часто эти вмешательства — долговременные. Это не аппендицит, когда пациента зашили после операции, отпустили, и больше его не видим. Здесь мы будем видеть его еще следующие пять лет. Ему надо уделять профессиональный человеческий ресурс.
Нам нужно обучать новых специалистов — и не просто обучать, а давать им практику, потому что это хирургия. Сейчас у нас во все операционных есть возможность организовать прямую трансляцию, а каждая операция описывается как кейс и выдается на рынок, чтобы другие врачи могли посмотреть, задать вопросы, принять участие в вебинарах, обучении, обзорных миссиях.
Для качественной подготовки необходимого количества специалистов нужны годы, возможно десятилетия. Но работать и оказывать помощь нашим раненым нужно уже сейчас. Поэтому реконструктивная хирургия является одним из ключевых направлений деятельности Superhumans. Мы активно привлекаем лучшую международную экспертизу и украинских специалистов для создания новых технологий в Украине в этой сфере.
— Пациенты отделения реконструктивной хирургии — это и военные, и гражданские?
— Да, это люди, которые получили травмы лица. Они же бывают довольно разными. Причиной таких травм являются минно-взрывные ранения, которые имеют несколько факторов поражения — механический, то есть ударная волна, осколки, баротравма, термический, то есть действие высоких температур, пламени, химический, например токсическое действие продуктов взрыва. При таких травмах зона поражения не ограничивается зоной механических повреждений, а захватывает и ткани, находящиеся возле места поражения. Это затрудняет дальнейшее лечение и восстановление травмированных пациентов.
Как я уже упоминала выше, сначала необходимо восстановить утраченную функцию, эстетика же — на последнем месте. У нас есть пациенты, которые из-за травмы не закрывают глаза, они спят с открытыми глазами месяцами. То есть для них, конечно, приоритет — восстановить функцию закрывания глаз. Кто-то не может нормально говорить, у кого-то течет слюна. У человека есть все четыре конечности, но не может социализироваться, быть социальным, потому что не может выйти из дома. Соответственно, работают с начала с этим.
Сейчас у нас в очереди — 488 пациентов с травмами лица, уже проведено 56 оперативных вмешательств во Львове и Киеве — до французской миссии, еще 7 — совместно с французами.
— Среди гражданских пациентов есть дети?
— Ваше отделение сейчас не имеет педиатрического отделения — на него нет лицензии, поэтому детей среди пациентов у нас также нет. Но запрос есть, поэтому мы планируем его открыть и уже подаем документы. Такие детки есть, сейчас они распределяются по больницам. Как только мы сможем открыть наше педиатрическое отделение, среди наших пациентов они тоже появятся. Пока мы говорим только о взрослых — гражданских и военных.
— Вы уже упомянули о вопросах социализации людей с травмами лица — расскажите об этом подробнее.
— Люди с травмами лица — довольно сложные пациенты с точки зрения не только физического, но и психологического восстановления. Да и вообще травма лица считается одной из самых сложных в психологическом плане. Потому что лицо — это то, что у нас есть и говорит о нас, это мы. Потеря лица — это потеря идентичности, когда человек сам себя не узнает, он не может выходить из дома, становится абсолютно асоциальным.
Это довольно сложные травмы также и с точки зрения оперативных вмешательств, потому что они достаточно специфические, требуют ювелирных подходов. Еще со времен Первой мировой войны таким травмам уделяется особое внимание: в те времена таких людей на поле боя даже не спасали, потому что думали, если нет лица, нет человека. Это не так. Очень часто лица нет, но человек жив. Тогда же, во время Первой мировой, в лондонских госпиталях, которые начали заниматься реконструктивной хирургией одними из первых, скамейки для людей с травмами лица были окрашены в голубой цвет. Это было предупреждением, чтобы лондонцы ни в коем случае не садились на них и не испугались, когда увидят человека с «испорченным» лицом возле себя.
Наш мозг плохо воспринимает человека с травмой лица. Потому что обычно такая травма — это исторически или какое-то психиатрическое заболевание, или сифилис, или лепра. Или же на лице ставили отметки, если человек делал что-то «неправильное».
Больше всего эти люди страдают именно потому, что сами себя не узнают, а также потому что общество их не воспринимает.
Наверное, я сейчас скажу очень грубую вещь, но: есть что-то геройское в железной конечности, но в поврежденном, изуродованном лице ничего геройского нет. От людей с травмами лица другие часто отворачиваются. А если наложить сюда еще и проблему с потерей функций — речи, глотания и так далее — то получается еще сложнее. Это то, на что постоянно жалуется [украинский военный, адвокат] Маси Найем: говорит, люди постоянно смотрят мне в один глаз.
Для себя мы искали, существуют ли в Украине комьюнити или сообщества, которые объединяют людей с травмами лица. Ведь такие травмы — не только следствие войны. Они присущи также пациентам после онкологий, это может быть врожденное, может быть следствием, например, ДТП, или производственной травмы. Однако таких объединений нет — эти люди ведут очень замкнутый образ жизни именно потому, что потеряли себя, свою идентичность. И даже не ищут выхода из этой ситуации. Среди них достаточно высокий уровень самоубийств.
В Украине очень много хирургов, которые соглашаются брать такие случаи pro bono, то есть на безвозмездной основе. Но важно понимать, что мы говорим об операциях под наркозом: 15 часов — раз, 15 часов — два. После них — сложное восстановление, все болит. Людям с такими травмами бывает сложно найти в себе силы, чтобы пойти на эти все манипуляции, которые, между прочим, не угрожают жизни, пока ты не ложишься на операционный стол.
— Существуют ли горячие линии, психологические группы, которые работают с такими запросами?
— Сейчас мы на базе Superhumans Center готовим свою группу психологов, своих собственных специалистов первого контакта. Эти психологи на связи со всеми нашими пациентами. Пока что тщательно изучаем эту тему и до конца не понимаем, к кому лучше было бы обратиться за опытом, но интенсивно ищем. Тема довольно интересная. Но сказать, что существует что-то, где работают психологи с такими пациентами — нет, такого нет. Отрасль только развивается. Поэтому когда мы полноценно запустим свою психологическую службу для пациентов Superhumans и наработаем собственную методологию, будем пытаться распространять этот опыт.
— Как к вам могут попасть люди, которые заинтересованы в таких операциях?
— На сайте Superhumans.com есть открытая анкета, которую человек должен заполнить. Его пригласят на первую медицинскую консультацию: там будет определено, будет ли этот пациент прооперирован зарубежными специалистами, или мы его перераспределяем на украинских коллег, или же просто в Украине нашей командой прооперируем. Все услуги бесплатные. Найти деньги на эти операции — это наша задача. Все консультации также бесплатные. Недавно стартовала кампания ПриватБанка и Mastercard Закрой сбор — открой человека: это сбор на операции по реконструкции в Superhumans. Со своей стороны Mastercard удваивает все донаты.
К нам уже обратилось большое количество топовых пластических хирургов из Украины, которые готовы забирать определенные кейсы к себе. Сейчас обсуждаем, как будем сотрудничать между собой. Желание помогать людям, которые потеряли лицо — большое. Но очень часто эти люди не знают, куда им идти, куда стучать. Поэтому для них надо создать возможность подать анкету, а дальше мы постараемся их направлять дальше.
— Выше вы уже упомянули о Маси Найеме: наверное, он один из немногих публичных людей, которые откровенно рассказывают о своей травме лица, об операции, восстановлении, новом восприятии себя… Действительно ли нам нужно больше таких публичных историй для того, чтобы другие пациенты могли вдохновиться, взять пример с кого-то, почувствовать, что они — не одни?
— Безусловно. У нас есть несколько пациентов, которые открыто рассказывают свои истории. Это Захар Бирюков, которого Ростислав Валихновский оперировал pro bono, Геннадий, которого тоже бесплатно прооперировал пластический хирург Дмитрий Слоссер.
Это также наша гражданская пациентка Валентина, которая готова делиться своей историей. Ей должны сделать операцию в июне. Она говорит о своей травме, это очень позитивный, невероятно приятный человек.
Очень классный спикер — Варвара Акулова, визажист. Она хорошо рассказывает об этой теме. Варвара очень открыта, не стесняется своего лица. Но таких людей очень мало.
Но часто с подобными пациентами бывает сложно — они не очень готовы идти на контакт, фотографироваться именно потому, что сами себя не воспринимают. Желание у пациентов говорить об этом, быть искренними, открытыми — довольно низкое. Даже у тех, кто прошли лечение у нас и довольны результатами операций. Но мы работаем, объясняем, почему это важно, и ищем людей, которые готовы рассказывать о травме, о ее последствиях, показывать послеоперационную динамику и то, как они меняются.
