«Это трагическая история». Канадский хирург рассказывает, как восстанавливает искаженные войной лица, и вспоминает украинца, который его поразил
В Украину во второй раз приехали американские и канадские врачи фонда Face the Future, которые проводят реконструктивные операции пострадавшим от боевых действий. NV поговорил с основателем проекта доктором Питером Адамсоном.
С 17 по 20 октября группа канадских и американских хирургов провела в Ивано-Франковске 30 реконструктивных операций на лице украинцам, пострадавшим от боевых действий. Эти медики — члены проекта Face the Future Ukraine, они уже второй раз приехали в Украину с тем, чтобы не только восстановить поврежденные войной носы и щеки, но и дать возможность раненым нормально дышать, есть или закрывать веки. Еще одна цель иностранных врачей — передать свои знания украинским коллегам, и тогда таких восстановительных операций в стране будет больше.
Фонд Face the Future существует с 1996 года, его основателем является профессор медицинского университета Торонто Питер Адамсон, который в свое время возглавлял Канадскую и Американскую академии пластической и реконструктивной хирургии лица. За почти 30 лет хирурги, сотрудничающие с организацией, оперировали людей в Эфиопии, Руанде, Непале
NV взял у профессора Адамсона интервью.
— Когда вы решили приехать с миссией в Украину?
— Через неделю-две после российского вторжения 24 февраля прошлого года. Я осознавал значение того, что произошло, и чувствовал, что хотя Россия вторглась именно в Украину, но на самом деле это представляет угрозу для всех нас, всей либеральной демократии западного мира. Поэтому когда началась эта ужасная война, я понял, что хочу что-то сделать, помочь украинцам через наш фонд, через ту работу, которой мы занимаемся уже 25 лет, а именно привезти опытных хирургов, медсестер и анестезиологов в Украину, чтобы лечить пациентов с тяжелыми ранениями.
Наш фонд сразу же начал планировать визит, но организационные вопросы заняли 10−12 месяцев. Первую миссию в Украину мы смогли привезти в марте этого года.
— Во второй миссии в октябре состав медиков изменился. Как вы выбираете врачей — это их инициатива или вы специально кого-то приглашаете?
— Это не происходит рандомно, у нас есть определенное видение. Главная идея — помочь странам по всему миру с лечением пациентов с серьезными травмами, в частности головы и шеи, которые в противном случае не получили бы помощи. Потому что в этих странах, например, нет опыта или оборудования, чтобы это сделать.
Вторым важным компонентом миссии является то, что мы хотим обучать местных медиков. И не только хирургов, но и анестезиологов, медсестер и тому подобное. Потому что для того, чтобы заботиться о пациентах, нужна команда.
Я ищу людей, которые очень хорошо разбираются в своем деле
Я ищу людей, которые очень хорошо разбираются в своем деле. Это должны быть лучшие из лучших. Но есть и другой аспект отбора команды. Я хочу, чтобы это были специалисты, которые умеют строить хорошие отношения с другими людьми. Они должны иметь, как мы называем это по-английски, высокий эмоциональный коэффициент [Emotional Quotient]. То есть умеют хорошо взаимодействовать.
Моя цель — чтобы каждый из американских и канадских медиков развил классные отношения с нашими украинскими коллегами. Но важно, чтобы и в Украине создали команду, которая будет слаженной между собой. Таким образом мы сможем принести наибольшую пользу.
Украина стремится сделать свое будущее лучше своего прошлого. А это именно то, чего хочу я сам, поэтому мне очень приятно работать с такими людьми. Это действительно нас всех объединяет.
А состав врачей изменился, потому что у американских и канадских хирургов дома есть постоянная работа, семьи, и они не могут приезжать чаще, чем один раз в год. Весенняя команда миссии вернется в Украину в 2024-м.
— Как проходит отбор пациентов для операций?
— У нас было около 300 заявок от раненых [для участия во второй миссии]. Украинские коллеги рассмотрели все запросы и отобрали сто пациентов, исходя из того, что мы можем сделать. Затем эти кейсы изучила команда фонда: мы просмотрели фотографии людей, посмотрели КТ-снимки, и после этого определились, какие пациенты лучше всего подходят для миссии.
Во-первых, это люди, кто больше всего нуждается в операции. То есть раненые с серьезными травмами, которым мы можем существенно изменить жизнь к лучшему — дать возможность нормально есть, восстановить часть зрения или помочь свободно дышать.
Также мы выбираем пациентов, на которых украинские хирурги смогут больше всего научиться. Для этого можем взять группу из шести-восьми человек, нуждающихся в операциях одного типа. Это дает нашим коллегам из Украины понимание, как их делать.
После отбора по этим критериям остается 30−35 пациентов, потому что именно такое количество операций мы можем сделать за время одной миссии.
— Во время операций миссии я видела, что хирурги достают некоторые пластины, которые были установлены в лицо пациентов ранее, и заменяют их другими, потому что с ними что-то не так. В чем причина? Почему те импланты, которые ставят украинские врачи, не всегда подходят?
— Прежде всего нужно понимать, что это очень сложная работа. И это правда, что врачи не всегда могут сделать все правильно. Безусловно, что украинские хирурги в регионах имеют хорошие намерения, и они делают все возможное. Но ни у кого нет много опыта в этом. Это все совсем новое. И поэтому иногда пластины могут быть установлены не там, где надо. Поэтому мы исправляем это и ставим их в немного лучшем месте. Или полностью заменяем имплант.
Существует и другая причина. Титан, из которого делают пластины, — это хороший материал, потому что он инертный, не вызывает большой реакции. Но, например, человек заболел, подхватил простуду. В обычной ситуации он может выпить антибиотики, которые через кровь разносятся по организму и преодолевают инфекцию. Если же у пациента много рубцовой ткани — а у людей, получивших тяжелейшие ранения, именно такая ситуация, — и стоит пластина, то вокруг нее может образоваться биопленка, что приводит к росту бактерий. Тогда человеку можно давать сколько угодно антибиотиков, и они разойдутся по всему телу, но в эту область не смогут попасть, потому что туда не поступает кровь. Такие случаи бывают не так часто, может несколько процентов, но такое случается. Тогда надо вынуть имплант, избавиться от инфекции, пропить курс антибиотиков и только потом, когда вся область будет чистой, поставить новую пластину.
В любом случае имплант является не естественным для организма. Поэтому иногда мы используем хрящи, кости или жировые ткани, пересаженные из других частей тела. Они работают гораздо лучше, потому что иммунная система пациента узнает их.
— Один из врачей предыдущей миссии — хирург Энтони Бриссет — сказал, что даже в Руанде после геноцида не видел таких повреждений, как в Украине. В чем основные отличия украинских кейсов от операций в других странах?
Эта энергия просто отрывает ткани, части тела
— Все ранения, с которыми мы работаем в Украине, — это военные травмы, поэтому при их нанесении всегда задействовано большое количество энергии. Это и пуля, и снаряд, взорвавшийся рядом. И эта энергия просто отрывает ткани, части тела.
При ДТП, например, лицо человека также может быть повреждено, ужасно выглядеть, но все равно основные структуры — кости, нервы, ткань — плюс-минус останутся на своем месте, и поэтому это можно исправить, сразу реконструировать, и получить хороший результат.
При ранении на войне человек может полностью потерять глаз или конец носа, некоторым из пациентов полностью оторвало половину челюсти. Это намного сложнее. Во-первых, хирургам нужно заменить всю костную структуру, прежде чем начать делать другие процедуры. Во-вторых, наши пациенты могли потерять какие-то нервы, поэтому не могут двигать частью лица. Поэтому необходимо трансплантировать нервы, чтобы улучшить подвижность.
И еще одна вещь: когда человек падает с лестницы или попадает в автокатастрофу, то он обычно может повредить что-то одно. А когда кто-то попадает под взрыв бомбы, то он получает множественные травмы. В результате мы получаем пациента, который потерял ухо, глаз, у него проломлен череп, осколком отрезало кончик носа и выбита часть челюсти. То есть вместо одной проблемы, которую надо решить, у нас их сразу пять.
— Какой из случаев в Украине стал для вас самым большим вызовом или сильнее всего поразил?
— Таких случаев много, но в этот раз у нас был молодой человек [военный Андрей Смоленский], который потерял обе руки и глаза в результате взрыва. Кроме того, у него серьезная травма щеки с так называемой травматической татуировкой — это когда грязь, песок или порох вызывают появление черных пятен на лице.
Но что нас больше всего поразило — это его чувство оптимизма, потому что он собирается получить протезы и жить дальше свою жизнь. И это такая трагическая история, но одновременно она дает столько надежды на человеческий дух, это удивительный пример мужества и силы.
— Основной целью миссии является реконструктивная хирургия, но в операциях присутствует и эстетический элемент. Насколько для вас важно восстановить внешность пациента?
— Эстетика важна, особенно когда речь идет о лице. У кого-то может быть шрам на руке или на животе. И ему это не нравится, но это не так важно как лицо. Потому что лицо — это внешнее представление нашей души. Когда человек получает такую травму, это ужасно сильно влияет на то, как он чувствует себя, на его самооценку, а уже от этого зависит его чувство самоуважения.
Поэтому крайне важно, чтобы мы делали все возможное для улучшения эстетического вида, ведь это в значительной степени помогает нашим пациентам снова почувствовать себя достойными личностями. Это важная часть их интеграции в своей семье, чтобы окружающие могли спокойно смотреть на них, чтобы они могли ходить по улице. Да, они всегда будут выглядеть иначе, но при этом смогут чувствовать себя комфортнее, и другие люди вокруг также будут чувствовать себя комфортно.
