Откровенно и без излишнего оптимизма. Трое украинцев, которые с первого дня большой войны пошли защищать страну, рассказали NV свои истории
NV представляет трех украинских военных, каждый из которых пережил на фронте драматические моменты и сделал все возможное для приближения победы.
На вторую годовщину полномасштабного вторжения NV собрал истории трех украинцев, которые с первого же дня пошли защищать страну.
«Повод для радости на нуле гораздо проще, чем в гражданской жизни»
50-летний Юрий Яремов, родом из Хмельницкой области, полиграфист по образованию, до 2016 года работал в типографии, а сегодня в собственной кофейне иногда становится к кофемашине, подменяя баристу. Между этими двумя профессиями Яремова — война.
Восемь лет назад он по собственной инициативе присоединился к рядам ВСУ и пошел служить по контракту. После трехмесячной подготовки попал в зону боевых действий в августе 2016 года. В зоне АТО служил в 130-м отдельном разведывательном батальоне.
«Я был командиром отделения, а потом был главным сержантом взвода», — вспоминает Яремов те два года в Донецкой области, преимущественно в районе Светлодарска.
В 2018 году получил серьезное ранение, поэтому вскоре уволился. А в 2020 году вместе с женой открыл в столице собственную кофейню.
«24 февраля мы пришли сюда с женой с самого утра и работали целый день — я сам за барной стойкой стоял», — вспоминает Яремов. А на следующий день он снова отправился в военкомат [сейчас — ТЦК и СП].
Очередь была огромной, но тех, у кого был военный опыт, брали сразу. «25-го вечером я получил оружие», — продолжает Яремов.
Первые месяцы полномасштабного вторжения он в составе ТРО патрулировал окрестности Киева на левом берегу, а в мае отправился на позиции на Харьковщине. «Мы были во взаимодействии с 92-й бригадой, которая позже освобождала Харьковщину, — вспоминает украинец, — Артиллерия целыми днями, минометные обстрелы. Постоянно надо окапываться. В какой-то момент, когда мы копали, началось обострение после старого ранения».
В госпитале его прооперировали, а потом он снова вернулся к побратимам, но уже к другой работе. «У нас было несколько дронов, и мы организовались в такую группу небольшую. Летали на дронах, осуществляли разведку, корректировку», — рассказывает Яремов.
Затем во время ротации в Киеве в прошлом году он был задействован в выявлении и обезвреживании вражеских шахедов. «Работали достаточно эффективно», — говорит он.
Год назад в конце февраля после очередного обострения Яремов снова попал в госпиталь, а после лечения вслед за своим батальоном — под Бахмут. Но через два месяца из-за проблем со здоровьем в результате своего ранения был вынужден уволиться, пройдя ВВК. Сейчас с женой продолжает заниматься делами кафе.
«Планы — работать и развиваться, насколько это возможно сейчас», — добавляет Яремов.
Он ответил на три вопроса NV.
Расскажите о вашем худшем дне на войне?
Для меня это день ранения, день, который повлиял и на будущую мою жизнь. Это произошло на позиции возле села Луганское, вблизи Светлодарска. Тогда слишком интенсивных боевых действий не было, но ближайшая вражеская позиция была от нас метрах в 300. Мы их видели, они нас. Уже был вечер, 16 февраля. Начался обстрел. Мгновение — и все, ничего не помню.
10 дней был в коме. Пришел в себя в Киеве, в палате, куда меня перевели из реанимации. Лечился в Харькове, Киеве, Гамбурге. Это было очень сложное ранение, я тогда получил вторую группу инвалидности.
Были и другие плохие дни — это когда ты кого-то теряешь из друзей, товарищей. Были тяжелые дни, когда на наши позиции с передовых приносили ребят без частей тела. Это было тяжело.
Уже во время полномасштабной войны Рома — мой товарищ — погиб в Бахмуте. С ним мы с первых дней этого вторжения подружились.
Какой ваш лучший день на войне?
Понимаете, там повод для радости гораздо мельче и проще, чем в гражданской жизни. Ты просто выспался, и это уже радость. Или мы, бывало, выедем в Бахмут [в течение 2016−2018 годов] - ближайший такой цивилизованный город был от нас — зайдешь в кафе, тоже радость. Летом несколько раз ездили отдыхать к Углегорской ТЭС, там огромное водохранилище, есть места, будто ты на море — другого берега не видно. Тоже была радость.
Но самая большая радость и самый лучший день — это когда ты приезжаешь домой, когда отпуск.
Как вы видите день, когда закончится война?
Это, конечно, победа. Но вот я размышлял, что это такое вообще может быть — победа? Для меня победа, например, это когда России вообще не станет. Я понимаю, что это желание вряд ли при моей жизни осуществится, надо реально оценивать ситуацию. Россия — огромная страна со своими союзниками. Но для меня была бы победа, если бы Россия потерпела такое, что они сделали с нами. И чтобы они сами себя разрушили изнутри.
И чтобы каждый житель России понес какую-то ответственность и понял, что они все вместе натворили. Обязательно должна быть ответственность за их страшные поступки. Возможно, в какой-то степени, как у немцев после Второй мировой войны.
Конечно, это также выход к нашим границам, освобождение всех оккупированных территорий, включая Донецкую, Луганскую области.
«Люди на блокпостах считали, что я пьян, а это был постоянный недосып»
45-летний Игорь Луценко, в прошлом народный депутат, бывший журналист, в апреле 2014 года отправился с группой добровольцев на восток Украины. В составе батальонов Азов и ОУН он воевал в районе Песков Донецкой области и уже тогда начал заниматься аэроразведкой.
А незадолго до полномасштабного вторжения решил воплотить мечту о кругосветном путешествии на мотоцикле и даже начал его, вспоминает Луценко. Но быстро прервал, потому что понял: скоро начнется война.
«Я успел подготовиться, насколько возможно, — вспоминает военный, — Вечером 23 февраля уже было ясно, что русские идут. Я отправил своих из города, и 25-го утром встречал россиян на позициях севернее Киева». Луценко присоединился к Вооруженным силам в составе 72-й бригады как аэроразведчик.
Некоторое время провел в Чернобыльской зоне, а затем его подразделение участвовало в освобождении нескольких населенных пунктов на Харьковщине.
«Это был единственный период, когда я имел опыт наступления, и успешного наступления», — продолжает военный — все остальное, до и после, было тяжелой обороной.
«С Харьковщины наше подразделение перебросили в район агломерации Северодонецк — Лисичанск. Далее — на Бахмут, а затем на Угледар», — вспоминает Луценко, — «Это очень было тяжело». Аэроразведка, ведение, корректировка огня, разного рода средств с помощью дронов — так описывает свои задачи на фронте военный.
«Со второй половины 2022-го года мы также организовали ремонтную мастерскую, неофициальную такую, но она пользовалась спросом, и не только в нашей бригаде», — продолжает военный.
В составе 72-й бригады он был до конца 2022-го года, а затем, в начале 2023-го перевелся в 190-й учебный центр. Сейчас набирает кадры в свое подразделение, в частности операторов дронов, инженеров и саперов.
Луценко ответил на три запроса NV:
Расскажите о вашем худшем дне на войне?
Это день гибели моего ближайшего боевого побратима Олега Собченко. Он был достаточно известен у себя в Черкасской области. Мы с ним были весь тот период, пока я был в 72-й бригаде, с начала полномасштабного вторжения и до моего перевода. Он погиб буквально через несколько недель после того, как я перевелся.
А самый тяжелый боевой день был, когда мы попали в окружение. Это было в селе Павловка под Угледаром. С нескольких сторон в это село прорвались через наши позиции россияне. Когда Олег сказал, что там у нас на улице вражеская БМП, я ему просто не поверил. Но в конце концов нам каким-то чудом удалось выскользнуть из того окружения. Так вот тогда был момент, когда перед тобой быстро пробегает вся твоя жизнь. Мы тогда потеряли Павловку, конечно, и много потерь у нас вообще было. Это была самая тяжелая боевая ситуация на войне.
Какой ваш лучший день на войне?
Я помню два самых удачных дня. Первый — это была наша первая удачная боевая работа с Олегом, в первую же неделю после начала вторжения. Мы смогли вместе с нашими минометчиками нанести серьезный ущерб врагу. Выражусь несколько поэтично: тогда мы впервые почувствовали этот вкус крови врага. И это был такой момент, который нам запомнился: мол, мы так долго этого хотели, готовились к этому, и наконец мы им задали жару. Мы тогда ехали на отдых в особом настроении.
Ну а другой день… Это уже был 2023 год, и это была одна очень удачная операция, о которой, к сожалению, я не могу рассказать, но могу гарантировать, что она попала не только в украинские, но и в мировые СМИ. Думаю, только когда мы победим, тогда можно будет об этом рассказать.
Как вы видите день, когда закончится война?
Я, честно говоря, об этом дне особо не рассуждаю и не представляю его. Я думаю, что он либо придет, либо нет. Я вижу перед собой очень далекий путь. Вот о нем и думаю, а не о какой-то точке за горизонтом.
Примерно год назад, как раз накануне 24 февраля я писал, что мне тяжелее всего на войне то, что происходит, например, с такими вещами, как качество управления, работа тыла, что происходит с мобилизацией, коррупцией и так далее. Вот от этого очень сильно устаешь. Да, на войне физическая усталость, безусловно, есть, особенно тяжело, когда она накапливается. Какое-то время люди на блокпостах считали, что я просто пьян, хотя я не был, конечно, у меня просто был постоянный недосып. Но это ничто по сравнению с тем, когда есть моральная усталость от вот таких вещей в тылу, которые, очевидно, нас отдаляют от победы.
«Нас на войне спасает черный юмор»
В начале переломного для Украины 2014 года Ирина Терехович жила в Крыму. Инженер лесного и садово-паркового хозяйства по специальности, она работала в Симферополе и воочию видела, как на полуострове появились «зеленые человечки» — российские военные без опознавательных знаков.
Уже после так называемого «референдума» Терехович приняла решение: надо выезжать. Она успела сесть на последний поезд, который направлялся на подконтрольные Украине территории. И начала новый этап в жизни.
Сначала работала по специальности, потом шила одежду для украинских военных, но война на востоке Украины и понимание масштаба угрозы со стороны России заставили украинку сделать следующий шаг: она начала искать возможности присоединиться к армии.
«Девушек тогда в ВСУ не очень брали, — вспоминает Терехович события десятилетней давности, — разве что поварами или медиками. Но медицинского образования у меня не было, а готовить я не хотела. Поэтому пошла в Добровольческий украинский корпус Правый сектор [ПС]».
В отличие от официальной армии, добровольцы рады были видеть в своих рядах и женщин — лишь бы те были мотивированы и готовы учиться.
«Первый вышкол был под Киевом, — рассказывает Терехович, — Сначала нас пришло 17 человек: 15 мужчин и двое девушек. И все ожидали, что девушки за несколько дней не выдержат. А получилось наоборот — сбежали ребята, а мы остались».
Затем Терехович прошла еще одну подготовку в Мариуполе. И хотя требования были жесткими, военная говорит, что ей это было по силам, потому что мотивация защищать Украину от врага была сверхмощной.
«Мне очень нравится, что наш батальон [Аратта] до сих пор как одна семья, — делится Терехович, — Мы всегда стараемся держать связь, переписываемся друг с другом, поддерживаем, хоть мы и разбросаны уже по разным батальонам».
С 2015 года она воевала преимущественно на Мариупольском направлении, на Приазовском участке — от Широкино до Чонгара. А в 2016 году Аратта вошла в состав 54 отдельного разведывательного батальона ВСУ, который тогда как раз зашел в Широкино.
На момент полномасштабного вторжения Терехович уже была командиром 1-го разведывательного отделения 128-й Отдельной горно-штурмовой Закарпатской бригады. Большую войну она встретила в Сватово на Луганщине.
В отличие от многих командир не сомневалась, что россияне нападут. Она вспоминает, как еще в 2014 году в Крыму женщина-майор ФСБ, проверявшая у нее документы, сказала: «Вы [Украина] если не сразу, то по частям, с кровью зайдете к нам, в Россию».
После вторжения Терехович защищала Украину на разных участках — была в Кременной, Рубежном, Лисичанске, Ямполе.
«Мы и весь Херсон прошли, начиная с Дудчан [речь идет об освобождении правобережной части Херсонской области осенью 2022 года]», — отмечает она в разговоре.
Еще до начала войны в 2014 году в первом браке Терехович родила и воспитывала двух дочерей. На фронте встретила Алексея Калину и вскоре снова вышла замуж, а в 2017 году на свет появился сын Назар.
После российского вторжения пара воевала вместе, поэтому и все риски делили на двоих. 10 февраля 2023 года их обоих ранило — рядом разорвался Ланцет.
«Я поняла, что тогда мы могли погибнуть в один день, — говорит Терехович, — поэтому для меня это стало таким звоночком, что надо переводиться».
До апреля она находилась на лечении, а потом согласилась на предложение своего друга перевестись в другое подразделение. Сейчас она сержант ударного взвода, воюет на Запорожском направлении.
О детях Терехович рассказывает лаконично: «Старшая [дочь] уже закончила магистратуру, младшая в этом году должна закончить. А маленький в следующем году в школу пойдет».
Сын Назар живет с мамой военной на Закарпатье. Терехович признается, что совмещать материнство и службу крайне трудно: «Стараюсь разговаривать с ним через видеозвонки, плюс отпуска бывают, — объясняет она, — Раньше он меня не отпускал из дома, начинал собирать вещи, говорил, что уезжает со мной. Сейчас уже спокойнее воспринимает мой отъезд».
Военная, которая также является участницей движения Veteranka, ответила на вопросы NV:
Какой ваш худший день на войне?
Таких дней много — это когда погибают мои друзья. Для меня это худшие дни. Наверное, я до конца своих дней буду помнить эти даты. И это действительно тяжело, когда вспоминаешь — сегодня этот погиб, а сегодня тот погиб. Ты как будто снова переживаешь тот же день.
Ваш лучший день на войне?
Нас на войне спасает черный юмор, как говорится. Поэтому хорошие моменты, когда ты видишь, как они [русские] горят. И я стараюсь делать так, чтобы каждый день был такой.
Как вы видите день, когда закончится война?
Я сейчас не готова отвечать на этот вопрос. У меня есть такое ощущение, что это [война] надолго. Раньше мы себе как-то представляли — все, границы наши, Крым наш, и мы уже дома. И есть уже более молодые ребята-военные, которые могут продолжать нашу работу. Но сейчас мне кажется, что мы этого не дождемся. Уже пошла такая апатия. Есть обида на общество, потому что нет слаженности, нет единства. И разочарование давно присутствует.
Но бывают моменты, когда ты заехал в город, а к тебе подошли незнакомые люди и благодарят. Так недавно пожилая пара — бабушка и дедушка — подошли и протянули носки, говорят: «Передайте ребятам, пожалуйста». И у меня аж слезы на глазах. Вот это мотивация, чтобы продолжать дальше делать свое дело.
