«С русней лучше не иметь никаких дел». Как харьковская ЛГБТ-активистка после начала вторжения вернулась из Бельгии и стала военнослужащей
Анна Кажан — военнослужащая 47-й отдельной механизированной бригады «Магура» (Фото:Наталья Кравчук, NV)
Каждый в Украине должен рассмотреть для себя сценарий, в котором он или она идет в армию, считает военнослужащая 47-й отдельной механизированной бригады «Магура» Анна Кожан. В беседе с NV она вспоминает, как и почему решила присоединиться к войскам.
NV продолжает серию публикаций о жизни и борьбе украинцев к годовщине полномасштабного вторжения РФ 24 февраля.
Анна Кажан — солдат 47-й отдельной механизированной бригады «Магура». Кажан — это не настоящая фамилия девушки. До начала полномасштабной войны в Украине она занималась изучением рукокрылых и исследовала летучих мышей — так впоследствии возник ее псевдоним. В родном городе Харькове также была активно вовлечена в ЛГБТ-активизм и в соорганизацию «ХарьковПрайд».
Спустя несколько месяцев после полномасштабного вторжения Анна Кажан вернулась в Украину из-за границы, оставив учебу в магистратуре в Бельгии. Начала волонтерить, а впоследствии присоединилась к 47-й ОМБр «Магура».
В интервью NV она объясняет, почему решила посвятить свою жизнь летучим мышам, рассказывает, как мобилизовалась в армию, и вспоминает, когда последний раз была в родном Харькове. Публикуем ее рассказ в виде монолога.
Мирная жизнь, любовь к летучим мышам и ЛГБТ-прайды
Я родом из Харькова. В мирной жизни — исследовательница летучих мышей. Я люблю этих животных, потому что они необычны и неповторимы.
В Харькове есть Украинский центр реабилитации рукокрылых, в котором я начинала быть причастной к науке зоологии. Там каждую зиму спасают тысячи летучих мышей — подобного центра в Европе больше нет. Пять лет я проработала в образовательной сфере с детьми, с юными натуралистами.
В последние два года мне посчастливилось учиться в международной магистратуре — я изучала тропическую экологию и биоразнообразие. У меня была давняя мечта увидеть летучих мышей не только нашей экосистемы, но еще и экзотических. Во время своей учебы в магистратуре я ездила на остров Реюньон, расположенный в Индийском океане, это заокеанская территория Франции. Там я поднималась на действующий вулкан, когда он извергался. Мы исследовали эти леса, в том числе и местных летучих мышей.
Я отношусь к числу ЛГБТ, позиционирую себя как пансексуалка. Это означает, что у меня были и будут партнерши разного пола, гендера. Эти вещи не являются для меня слишком важными, я открыта для разных людей. В Харькове была соорганизатором «ХарьковПрайда». Мне комфортно в ЛГБТ-активизме, потому что нравится деятельность, когда можно, рассказывая людям о чем-то, сделать это более близким для них. Сделать так, чтобы исчезли и хейт, и предубеждения.
В общем, могу сказать вот что: в течение двух последних лет у меня было много интересного, классного опыта, который испоганил сначала коронавирус, а потом — и й***ная русня.
Учеба в россии, Революция Достоинства и предчувствие масштабной войны
Революция Достоинства лично для меня, и, полагаю, для моего поколения, в общем, стала эдаким поворотным моментом. Тогда люди почувствовали, что есть большее зло, против которого надо бороться, и что это уже наша работа.
Я была тогда довольно юной, 21 год. Именно тогда впервые почувствовала, что существуют ценности, за которые я готова отдать жизнь. Конечно, это определенный момент эйфории, гормонов, реакции организма на стресс. Но именно там, в центре Киева девять лет назад я впервые написала свою группу крови на руке. Этот опыт делает из тебя другого человека. Это был первый шаг к пониманию, что, возможно, моя жизнь будет недолгой и беспокойной.
Мой отец — русский. Когда только началось АТО [антитеррористическая операция — начало войны на Донбассе в 2014-м], я окончила обучение в магистратуре в Санкт-Петербурге. Сейчас для меня это звучит дико, но тогда было совсем иное время и другое видение. Тогда не было этого ощущения, что можно пойти против воли родителей и что-нибудь сделать.
Что могу вспомнить с тех пор, так это когда я еще была в Питере, то бывало, что посреди дня вывешивала флаг Украины с Дворцового моста. Это была целая спецоперация. На свой выпускной там я пришла в вышиванке.
Сейчас я четко знаю, что с русней лучше не иметь никаких дел, просто взять и отрезать их от себя. Для кого-то это лишь модная тенденция, для меня абсолютно четкое и сознательное решение.
Зимой 2022 года я приехала из Бельгии домой, в Харьков, на зимние каникулы. Помню, как собирала тревожные чемоданы для себя и для мамы, но мама над этим только смеялась и «жрала» всю еду, которую я туда укладывала. Меня это очень раздражало. Тогда же вместе со своей тогдашней девушкой я ходила на курсы такмеда в Накипило — это независимое харьковское медиа, которое было и является центром мотивированных людей. В тот момент она училась в Польше.
К концу зимы мне нужно было возвращаться на учебный семестр. Я понимала: если поеду обратно, в Бельгию, я уже убегу от войны. Мне было с этим дискомфортно и тяжело. Моя психотерапевт сказала, что если я захочу вкладываться в победу Украины, лучше будет делать это не с оккупированных территорий. Какой смысл сидеть в Харькове и ждать войны? Надо возвращаться в Бельгию, и если что, тогда приеду в Украину снова.
Так я и сделала. Моя девушка тоже уехала в Польшу. Там в Люблине мы с ней провели последний спокойный выходной. Тогда уже было это предчувствие войны — как слона в комнате. Ты идешь в кино, завтракаешь, празднуешь День святого Валентина, объясняешь себе, что ты за границей, просто потому, что так решила. Но действительно понимаешь, что сейчас случится.
Полномасштабная война, возвращение домой и волонтерство
Полномасштабку я встретила в Бельгии. Помню, как прочла в Твиттере, что на гугл-картах видят пробку, которая протянулась из российского Белгорода вплоть до Харькова. Затор на гугл-картах означает, что в одном месте заметили скопление большого количества телефонов. Сначала я подумала, что будут какие-то «пострелюшки» на Гоптовке — какой-нибудь локальный кипиш. Потом уже поняла, что это похоже на вторжение.
Я легла спать, потому что понимала, что следующий день будет сложным. На следующий день проснулась и увидела сообщение от своего бельгийского научного руководителя. Там было написано примерно следующее: «Дорогая Анна, учитывая обстоятельства, ты можешь распоряжаться своим временем как хочешь». И я подумала: какие такие обстоятельства? Затем открываю сообщение от своего итальянского друга. А там: «О май гад, разбомбили кучу городов в Украине, война началась». Что бы ты ни ожидал, это все равно было трудно постичь.
За день до начала полномасштабной войны, 23 февраля [2022], я давала интервью австрийскому журналу Авангардист. Это квир-журнал, они делали материал о том, как живет Харьков в предвкушении всех этих событий. Во время этого интервью я рассказывала о тюрьме «Изоляция». Говорила, что в случае чего [россияне] будут в первую очередь убивать активистов из заранее сформированного списка. И вот когда все началось, мне написали из этого журнала, мол, надо быстро публиковать интервью как есть, не дожидаясь.
Я следила за новостями, за происходящим на Азовстали. За выступлением группы Kalush на Евровидении-2022, когда они сделали это заявление. Это [Евровидение] было таким праздником для всех, а потом они произнесли эту правду о происходящем, и вся эта картинка, все эти блестки — все ломается, осыпается. И ты понимаешь, что где бы ни находился, в какой бы безопасности ни был, это то, что происходит с твоей землей, с твоими людьми.
Буквально спустя пару дней после этого я собрала вещи и уехала во Львов. Где-то на подсознательном уровне я уже знала, что не собираюсь возвращаться в Бельгию. Когда я прибыла в Украину, пару недель волонтерила с медиками на вокзале, потом решила съездить в Харьков. Планировала уехать дней на пять, «записать» летучих мышей в рамках одного исследования. Но когда приехала, это затянулось на два с половиной месяца: там волонтерила, делала переводы, ездила со знакомыми ближе к фронту, в Золочев Харьковской области. Там склады зерна и вместе с журналистами мы делали сюжеты о том, как фермеры работают на местных полях.
В общем, мое впечатление за последний год таково: даже самые плохие кошмары — возможны, если на нашу землю вторгается русня.
Решение вступить в войска, в 47-ю ОМБр «Магура», недискриминационные подходы и взаимоуважение
Ближе к осени [2022-го] я поняла, что для того, чтобы дойти до края своих возможностей и максимально конвертировать свои силы в победу, нужно приобщаться к организованным структурам — к армии. Потому что только таким образом мы можем выстоять дальше.
Итак, я присоединилась к ВСУ в начале сентября. Это было смешно, потому что медкомиссия проходила в моем детском саду. Так что 1 сентября я пришла в свой детсад, чтобы пойти в армию. Так как эта война надолго, каждому человеку нужно рассмотреть для себя тот сюжет своей жизни, в котором он или она уходят в армию. И максимально подготовиться к этому ресурсно, информационно, физически. Потому что такова у нас реальность.
Для меня было важно, что главный сержант 47-й отдельной механизированной бригады «Магура» Валерий Маркус коммуницирует ценности недискриминации в своей бригаде. В своих соцсетях он писал, мол, мне все равно, какой вы сексуальной ориентации, вероисповедания, пола, если готовы работать, то приходите к нам. Да, коммуникация главного сержанта не означает, что весь мой опыт в армии будет именно таким, как об этом написано в посте. Но я поняла, что если хочу попробовать себя в ВСУ, то, пожалуй, в этом подразделении мне будет комфортнее.
На тот момент это был еще 47-й полк. Я думала, что буду стрелком-санитаром, потому что именно такой пост Валерий Маркус определил для меня на собеседовании. Однако из-за несовершенства системы закона мне пришлось в определенный момент решать: я хочу быть на боевой должности, или же хочу быть в 47-й ОМБр «Магура». Это связано с тем, что я не служила, не проходила курса молодого бойца. Я могла бы отправиться в учебный центр, где бы меня подготовили на боевые должности, но не факт, что после этого я вернулась бы именно в 47-ю ОМБр «Магура».
Я хотела именно туда, поэтому пришла к ним на должность делопроизводителя в штабе. Как выяснилось, в некоторых аспектах это даже сложнее, чем служить на солдатской позиции в подразделении. Все те месяцы, которые я в армии, я работаю каждый день. Рекрутинг, то есть набор и подготовка новых бойцов, связан с большим количеством бумаг. Это тоже много кризисной коммуникации. Мне приходится быть очень внимательной к деталям и ситуациям, важно уметь быстро и корректно передавать информацию.
Забегая наперед, могу сказать, что мои ожидания оправдались: я не сталкивалась с дискриминацией, и вообще мое окружение относится ко всему нормально. Конечно, есть люди, которые могут сказать что-то типа: «Я нормальный человек, я против этого [ЛГБТ]». Но на открытый конфликт никто не идет.
Со мной в подразделении даже один мужчина, который был ультраправым и раньше, во время «ХарьковПрайда» находился от меня по другую сторону, через границу полиции. Сейчас мы встретились с ним на одном поле. На самом деле я очень хочу, чтобы у нас был плюрализм мнений и чтобы в будущем, после того что мы переживаем сейчас, мы научились уважать друг друга.
Лекция Валерия Маркуса и новые подходы к коммуникации в армии
В канун нового 2023 года Валерий Маркус прочитал лекцию о дезертирстве в армии. Ее изложили на YouTube, где она стала очень популярной не только среди военных, но и среди гражданских.
Я считаю очень важными все изменения, которые предлагает Маркус. Но также понимаю, что некоторые традиции в армии изменить нелегко. Даже какие-нибудь малейшие поинты — например, когда он предложил называть проблемы вызовами, или обращаться к другим не «пан» или «пани», а «друже». Для некоторых людей это кажется чем-то очень экзотическим. Не все считают, что пришли в армию для того, чтобы заниматься саморазвитием. Но для меня это важно, ведь именно это помогает не превратить дни в армии в день сурка.
Чтобы как-то держаться, как говорил Маркус, в каждом дне я стараюсь найти что-то, чем я буду гордиться, или что меня порадовало бы. И я думаю, что очень важно эти вещи действительно доносить до личного состава. Проблема в том, что личный опыт трудно передать другим по приказу.
Харьков
У меня есть кольцо, напоминающее о Харькове. На нем символ Харькова, Госпром. У него очень интересная история. Это первый так называемый небоскреб на территории нашего пространства, он был построен еще до Второй мировой войны, пережил много всего до сих пор. Он важен и как телецентр, и как место, где функционируют разные учреждения.
Кроме этого, для меня лично это место связано с летучими мышами. Здание Госпрома стоит на большой площади, смотрится как здоровенная скала. В нем много трещин — именно потому, что он так стар, и там прямо в нем зимуют десятки тысяч летучих мышей.
Когда-то там, в Госпроме, у нас был хороший кейс взаимодействия людей и ученых. Летучих мышей часто боятся. И так было, что женщины вахтёрши много лет назад просто собирали этих летучих мышей, клали в ведерко, а потом вытряхивали их на снег и металлическим совочком это все в кашу перебивали. У них было такое пристрастное отношение к летучим мышам, будто они заразны, пьют [человеческую] кровь и так далее. А это было просто из-за того, что они были недостаточно образованы. Мы провели с ними работу и научили их, что летучие мыши не страшны, и с ними не стоит так обращаться.
За все это время я всего в одни выходные заехала в Харьков. Это было 7−8 января [2023], и мне было больно видеть город таким опустошенным, таким тихим. Очень жаль, что многие мои друзья уехали. Это нормальные процессы, вполне понятные для меня, и я думаю, что ближе к весне ситуация изменится. Потому что, в принципе, зимой всюду достаточно депрессивно.
Хотя мне было больно, я все равно чувствую, что Харьков — мой родной город. Был и останется им.
