«Похоронить мужа нет никаких шансов». Откровенный рассказ жены погибшего азовца Тамары Яниной
Алексей Янин, Тамара Янина и их сын Назар (Фото:Тамара Янина via facebook)
Тамара Янина, жена погибшего во время обороны Мариуполя азовца Алексея Янина — о бюрократических препятствиях, с которыми сталкиваются семьи павших бойцов, помощи другим женщинам и о том, почему никогда не сможет похоронить своего мужа.
9 апреля 2022 года хмельничанка Тамара Янина, жена бойца батальона Азов Алексея Янина, получила звонок от жены своего брата. Та спросила, что произошло: ее мужу стали посылать соболезнования в связи с гибелью брата, хотя никаких официальных уведомлений об этом никому не поступало. Тамара Янина зашла в Фейсбук и увидела там сообщение от одного из побратимов своего мужа. Он писал, что Алексей Янин, псевдо Индеец, погиб в ночь на 7 апреля, обороняя Мариуполь. Так Тамара Янина узнала о гибели своего мужа.
Алексей Янин родился в Запорожье. Он был чемпионом Украины по кикбоксингу и чемпионом мира по тайскому боксу. В Азове воевал как снайпер-разведчик. На войну пошел добровольцем еще в 2014 году. В преддверии полномасштабного вторжения в феврале 2022-го Алексей находился дома, с семьей, в плановом отпуске — 20 февраля они с Тамарой отпраздновали третий день рождения сына Назара. Отпуск Алексея должен был закончиться 5 марта, однако из-за напряженной ситуации его отозвали на фронт раньше, поэтому 23 февраля в пять утра он сел на поезд в Мариуполь. Прибыв сразу присоединился к боевым действиям.
Репортер НВ Саша Горчинская поговорила с Тамарой Яниной 7 октября — ровно через полгода после гибели Алексея. В интервью НВ жена погибшего героя рассказывает, с какими бюрократическими сложностями сталкиваются семьи павших бойцов, чтобы официально доказать их смерть во время выполнения боевых задач, делится историями женщин, взятых под свою опеку, и объясняет, почему никогда не сможет похоронить своего мужа .
О том, откуда поступают известия о смерти
На самом деле не имеет никакого значения, как ты узнаешь об этом — тебе все равно больно. То ли тебе сообщает официальная структура, то ли просто друг. Это все равно правда, с которой тебе придется жить. Но я соглашусь с тем, что здесь есть некоторые проблемы в коммуникации с семьями.
Мой муж погиб 7 апреля 2022 года. Я узнала об этом, увидев сообщение в соцсетях. Мне было очень больно, что я узнала об этом от каких-то неизвестных мне людей.
Думаю, есть несколько причин, по которым так произошло. Первая — это нехватка ресурсов. К тому времени было очень много погибших и, возможно, патронатная служба Азова не успевала все это прорабатывать. Еще одна причина — патронатная служба, прежде чем сообщать такие новости родным, сначала должна дождаться подтверждения от командира полка. Ребята-побратимы же не ждут никаких подтверждений. Они там, они знают об этом случае и уже говорят, передают через соцсети тем, кто здесь. И появляются такие сообщения.
[После сообщения в соцсетях] я ждала официального подтверждения от патронатной. Когда дождалась, мне этого было мало. Я искала людей с Азовстали, которые могли подтвердить, что мой муж погиб. Не хотелось верить в это. Ты ищешь какие-то зацепки, которые дадут веру в то, что, может, это ошибка, может, все просто ошиблись, а он на самом деле жив.
Официальное уведомление о гибели Алексея — очень важный документ, который мне потребуется во многих местах — я получила только в сентябре. Но это первое, что должно было прийти мне домой. Меня должны были известить о гибели моего мужа официальной бумажкой. Без него я не могла оформить ни пенсию по потере кормильца, ни получить свидетельство о смерти, мне приходилось через суд это делать. Без этого также нельзя оформить одноразовую выплату — да ничего я не могу без этого уведомления.
К сожалению, по состоянию на сегодняшний день некоторые семьи до сих пор не получают этих уведомлений, даже если бойцы погибли в конце февраля или начале марта. И это проблема.
Помощь другим женам военных
После смерти Алексея я стала помогать другим семьям. Тем, у кого ребята погибли, и эти семьи еще не получили выплаты. Преимущественно это женщины с маленькими детьми: часто такая женщина не может пойти на работу [из-за необходимости ухаживать за ребенком], а последнюю зарплату [супругу] уже давным-давно выплатили в апреле или марте.
В Хмельницком есть пять таких семей: это четыре вдовы и одна сестра погибшего азовца. Все — приезжие либо из Мариуполя, либо из других временно оккупированных частей Украины. Мы перезнакомились, стали поддерживать друг друга, я опекаю эти семьи, помогаю им во всем. И решать их документальные вопросы и материальные.
За лето мы закрыли большинство потребностей: собрали детей в школу как в плане канцелярии, так и в плане одежды и обуви, постарались купить новенькую — благодаря людям и донатам. Кто просто покупал эти вещи, а мы отправляли семьям. Лекарство также закупаем кому надо. Также приобрели обогреватели всем, у кого централизованное отопление, потому что будет холодно. Очень много одеял и подушек, постельных комплектов — они приехали, у них ничего не было. Полотенца, тарелки, миски, посуда, бытовая химия в месяц или два вперед с запасом. Кто имел возможность в других городах, привозили продукты этим семьям — все благодаря сообщениям, которые я пишу постоянно, непрестанно. Об этих семьях узнают другие люди и пытаются их как-то поддерживать.
Когда были дни рождения, одной школьнице купили новый телефон, потому что у нее уже был совсем старенький, а мальчику шести лет — специальный детский планшет, потому что он очень хотел его. Помогли оплаты услуг аниматоров и детской комнаты. Отправляем эти семьи на отдых — ищем благотворительные фонды, которые могут это организовать. Одну женщину удалось устроить на работу благодаря знакомствам и связям. Я в Хмельницком многих знаю, а они здесь — чужие. Если нужно написать какое-нибудь заявление или подать какой-то пакет документов, не иду подавать один, а делаем это вместе.
Мы также заботимся о том, чтобы сохранить память о наших защитниках. Одна из последних инициатив — билборды с портретами погибших героев. Я обратилась к мэру Хмельницкого, и он нам не отказал. Отправил к своему заместителю, который занимается такими вопросами. С нас не взяли ни копейки — сами оплатили все пять билбордов. Они еще висят, хотя я точно не знаю, на какой срок это возможно.
Этой зимой, до 20 февраля, на День памяти Небесной сотни городские власти в Хмельницком установили в городе большие кубы с баннерами форматом где-то 1,5−2 м. Там были фотографии ребят из Небесной сотни, а также героев российско-украинской войны. Вообще-то на этих кубах должны быть только ребята-хмельничане. Но из пяти женщин, которые есть в Хмельницком, хмельничанка — только я. Однако благодаря городским властям мне удалось прописать к этой инициативе и других девочек. Они все равно планируют оставаться здесь, потому что ехать им некуда, им некуда возвращаться.
Пожалуй, единственная незакрытая потребность у нас сейчас — похоронить наших родных и наконец оформить все виды выплат, чтобы ни от кого не зависеть, никого ни о чем не просить и самим помогать тем, кто в этом нуждается больше.
О социальных сетях
Сегодня ровно полгода с момента Лешиной гибели. Я активно веду социальные сети, даю интервью СМИ. За это время сталкивалась с неадекватной реакцией со стороны своих подписчиков всего дважды. Думаю, что это хорошая статистика, хотя без нее можно было бы обойтись.
Один человек — старшая женщина, ей где-то от 55 до 60 лет. Она из Запорожья знала моего мужа уже лет десять, а может и больше. Когда у нас были какие-то проблемы в семье, когда мы ссорились с мужем, он, оказывается, с ней общался и искал в ней надежное дружеское плечо поддержки. Когда Леша погиб, я выставила первое сообщение. Она мне самая первая написала, мол, что он из-за меня погиб, и все в таком духе.
Вторая женщина, представлявшаяся Натальей Владимировной, появилась в сентябре 2022 года. Она обращалась ко мне впервые, не просила у меня ни о какой гуманитарной помощи. Но потом начала предъявлять ко мне какие-то претензии, например, почему я не занимаюсь пленными. Также — якобы из-за неоказания гуманитарной помощи.
Думаю, она перепутала Алексея с кем-то, потому что начала писать, будто училась вместе с ним во Львове то в педакадемии, то в педучилище. Однако на самом деле он никогда не учился во Львове, и вообще был там один-единственный раз — три дня за всю свою жизнь. Эта женщина спутала его с каким-то другим мужчиной, который вроде бы находится в плену. Она писала мне в социальных сетях. Называла меня «вдовой-фотомоделью» за то, что я постоянно выкладываю какие-то новые фотографии на своей странице.
Кроме того, написала на меня жалобу в СБУ. Там отметила, что я на самом деле не жена Алексея, а просто его «подружка». Мне кажется, что у этого человека есть некоторые проблемы психического характера. Благодаря однотипным ошибкам я поняла, что женщина, которая писала о Львове, и автор жалобы в СБУ — один и тот же человек.
О бюрократических препятствиях
В 20-х числах мая мне пришла справка от НГУ о том, что Алексей погиб, защищая город Мариуполь. Там даже не было написано, что он погиб при выполнении боевой задачи. А это очень важная формулировка. Я собрала пакет документов, взяла эту справку, подала заявление в суд, чтобы мне выдали свидетельство о смерти. Ее рассматривали около суток, а потом я пошла в ЗАГС и забрала свидетельство о смерти. Это решение суда очень важно, его никуда нельзя девать. Оно всегда должно быть у семьи.
Это происходит на каждом шагу. Почему-то у бойцов ВСУ процесс идет полегче. В Национальной гвардии Украины перечень документов для получения выплаты в размере 15 млн гр состоит из 16 позиций — документов, которые нужно собрать. Для ВСУ же только шесть.
Нам [родственникам погибших азовцев] нужны акты Н1-Н5 — это справки об обстоятельствах смерти, целое расследование. Почему погиб, при каких обстоятельствах, кто был рядом; все позывные, координаты
И все, ты садишься и ничего не можешь поделать. За полгода полномасштабной войны государство никак не упростило этот процесс подачи документов. Это тот бюрократический камешек, о который потом спотыкаются все семьи.
Семьям погибших якобы повсюду предлагают бесплатную юридическую помощь. Но когда доходит до дела, они не могут в этом разобраться. Эта бесплатная помощь на то и бесплатная, потому что это все откладывается на потом. Это замкнутый круг, по которому мы бегаем, как белки, начиная с 24 февраля 2022 года.
Прошло время, мы как-то все немного адаптировались, угомонились, пришли в себя. Включилось критическое мышление, мы аккумулировались и что-то делаем. И в государстве они уже начали понимать, кому какие справки выдавать. К концу лета вообще не было понятно, что происходит. А когда ты один — это просто ужас. Нет кого-то, кто тебе все расскажет, ты все собираешь по пазлам. Ты сам себе юрист, сам себе адвокат, сам себе нотариус. Это все тяжело.
К сожалению, очень много ситуаций, когда военный пошел на боевую задачу, а его тело унести не смогли. Обычно так случается у ВСУшников. Это просто человеческий фактор, который неизвестно как проигрывается. Если командир части считает нужным поставить бойца в статус погибшего, он это сделает. Не считает нужным — он этого не будет делать. И человек числится как без вести пропавший. Но тогда у семьи хотя бы есть, за что жить, ведь по крайней мере получает зарплату, которая выплачивается военным на «передке» — 100 тыс. грн. И момент захоронения остается открытым.
Я в таких случаях советую семьям сплачиваться. Вот пять бойцов такой-то части — объединяйтесь, пишите коллективные жалобы, коллективные заявления на имя этого командира, на Офис президента, в Верховную Раду, куда хотите. Ее скорее рассмотрят, чем одиночное заявление, и на него среагируют, есть больше шансов. Нанимайте тогда адвоката, пусть этим занимается. Надо бороться.
Об обстоятельствах гибели Алексея, захоронении героев и сохранении памяти
Из 26 семей, с которыми я общаюсь, в настоящее время удалось похоронить своего бойца только одной семье. Азовец погиб 26 марта 2022, а похоронили его в сентябре. Мы ездили на эти похороны. Остальные еще ждут тела.
Такая крайне сложная ситуация только с Мариуполем, потому что он долго был под оккупацией, ну и до сих пор на оккупированной территории. Там шли ожесточенные бои, наши бойцы долго держали оборону. Очень много погибло — и ребят, и девушек.
В мае на металлургический комбинат Азовсталь упала бомба. Очень мало шансов, что семьям этих бойцов удастся похоронить их. Неизвестно, когда эти тела достанут, скорее всего, они так и останутся большой братской могилой. Поэтому здесь все 50:50, это просто доля фарта. И фарт в том, кто достанется нам в обмене телами на этот раз: гражданские или военные, или ВСУ, или Нацгвардия, или Азов…
Собирают [на временно оккупированных территориях Украины] эти тела не украинцы, а орки [российские солдаты]. Им вообще без разницы — они какую ногу взяли, такую и взяли, схватили руку, голову… Они ведь не разбираются в наших ребятах. Толкают [на обмен телами] и гражданских, и военных — я это знаю, им все равно, это для них не имеет никакого значения. Они своих не могут унести, не то что наших.
Я знаю, что мой муж погиб во время форсирования реки в Мариуполе. Они были в лодке, всего это пятеро бойцов. В них попала ракета, разносящая все в фарш. Там даже от лодки не было ни одного обломочка, ни одной щепочки, а от людей тем более.
Мне мужа похоронить не удастся — у меня нет на это шанса. Даже если я найму аквалангистов, что они там найдут? Я уже с этим смирилась. Я знаю это с апреля, и за это время я с этим свыклась и пережила.
Местные власти в Хмельницком уже подготовили место под мемориал, потому что таких, как мой муж, будет много, к сожалению. Ведь многих вернуть не удастся: тела бойцов, погибших на оккупированных территориях, могут так и остаться там. Не подлежит обмену, к сожалению, немало тел. Это просто кому как повезет: кого найдут, кто еще не до конца сгниет, кого собаки не растащат… Это сегодняшние реалии. У тех, кто погиб на суше, есть еще какие-то шансы быть возвращенными домой. Если же погибли на воде, как Алексей, шансов практически нет.
Поскольку у меня нет выбора, лично мне будет достаточно такого мемориала [как символического места памяти Алексея Янина]. Однако каждый год, 7 апреля, когда Мариуполь освободят, я хочу ездить туда. Хочу быть в этот день там.
