«Крымский мост надо взрывать в последнюю очередь». Интервью с Исмаилом Халиковым — крымским татарином, который защищает Украину в рядах ВСУ
Исмаил Халиков воюет в составе ВСУ (Фото:Исмаил Халиков via facebook)
Исмаил Халиков — крымский татарин, воюющий в составе ВСУ. Ко дню памяти жертв геноцида крымскотатарского народа он рассказывает о событиях 18 мая 1944-го и размышляет о том, каким будет освобождение из-под современной российской оккупации.
18 мая в Украине отмечают День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. Именно 18 мая 1944 года по приказу советского диктатора Иосифа Сталина крымских татар, проживавших на территории полуострова, принудительно депортировали из Крыма. Они — преимущественно женщины, дети и пожилые люди — были вынуждены ехать в товарных вагонах по несколько дней, а то и недель. Большинство вывезли на территории Узбекистана, Казахстана и отдаленные регионы на территории России.
70 лет спустя, 18 мая 2014-го, после того, как Россия аннексировала Крым, многие крымскотатарские семьи были вынуждены покинуть свои дома снова. Те же, что остались в оккупированном Крыму, подвергаются репрессиям, обыскам и незаконно лишаются свободы как «экстремисты».
Репортер NV Саша Горчинская пообщалась с Исмаилом Халиковым — крымским татарином, который живет в Киеве. Он был непосредственно причастен к реформе децентрализации — руководил аппаратом Беляевской райгосадминистрации Одесской области. В 2017 году Исмаил Халиков присоединился к команде крымскотатарского политика Мустафы Джемилева — вместе они работали в Администрации Президента в службе по обеспечению работы Уполномоченного по делам крымскотатарского народа. Через год после этого Халиков стал Представителем Омбудсмена по соблюдению прав жителей Автономной Республики Крым, а с 2020 года работал в государственном предприятии Медицинские Закупки. После начала полномасштабной войны Исмаил Халиков присоединился к рядам ВСУ.
В интервью NV он рассказывает о том, как коснулись его семьи события 1944 года, объясняет, почему украинцы только сейчас открывают для себя крымскотатарскую культуру в полном объеме, и размышляет, каким будет освобождение Крыма из-под российской оккупации.
— 18 мая, День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. Поделитесь воспоминаниями своей семьи о том, что происходило в эти дни в 1944-м.
— Конечно, этот день касается каждого крымского татарина, каждой семьи крымскотатарского народа. Можно сравнить эту трагедию с Голодомором — она коснулась большинства семей, проживавших на тогдашней территории [которую затронула трагедия].
18 мая 1944 года состоялась финальная операция по уничтожению крымскотатарского народа, когда в товарные поезда загрузили всех, кто еще оставался в Крыму. В основном, это были женщины и дети, старики. Эта операция планировалась заранее.
Моему деду по маминой линии было 11 лет на момент, когда произошло это выселение. Все происходило, кому как повезет: кому-то солдаты давали время собраться, в нашем же случае всех позвали вечером на площадь, вроде бы будут что-то раздавать. Бабушка моя была с младенцем на руках и не хотела идти, однако их всех туда все равно согнали. Они сидели на площади, окруженной деревянным забором. Когда уже стемнело, дед сломал забор, пошел, принес полмешка фасоли. Дети также бегали, кто-то забил петуха и принес, кто-то пошел домой взять одеяла, какие-то вещи. Через эту логистическую паузу у них было время хоть немножко что-то собрать.
Потом их отправили на станцию Сейтлер, это нынешний Нижнегорский. Когда они передвигались поездом, где-то в районе то ли Чонгара, то ли Армянска — не помню, как именно они ехали — на станции продавали соль. По совету людей мой дед выменял семь стаканов фасоли, [которая была у него с собой] на семь ведер соли. Эта соль впоследствии спасла им жизнь.
Их привезли не в Узбекскую ССР, как большинство других, а в Марий Эл. Соли там не было, поэтому мой дед менял стаканчик соли на ведро картошки у местных. Когда соль начала заканчиваться, менял стаканчик на два ведра картошки. Потом научился вязать лапти, продавал местным.
Через четыре года их нашел их отец, который вернулся с фронта. Сначала он искал в Узбекистане, потом ему посоветовали искать также на Урале. Так он и нашел их.
— В прошлом году я записывала интервью с евреями и израильтянами, которые рассказывали, что генетическая память не дает им забыть то, что совершил Гитлер с их предками, о геноциде. И поэтому сейчас для многих из них именно эта генетическая память дает толчок защищать Украину, помогать ВСУ — для того, чтобы не допустить повторного геноцида, но уже на этот раз — геноцида украинцев. Срабатывает ли как-то генетическая память в случае с крымскими татарами, особенно учитывая то, что после 2014-го многим семьям пришлось вновь покинуть полуостров?
— Генетическая память — это действительно такая штука интересная. Еще в институте у нас был профессор, Михаил Сергеевич Оганисян, философ, и он такую интересную штуку сказал: русские живут прошлым. О какой-то такой Куликовской битве могут рассказывать так, будто это было вчера и они были там лично.
А украинцы рассказывают о Голодоморе как о чем-то таком далеком, что не совсем их касалось. Особенно после 2004-го года эта память наконец начала культивироваться. То же самое касается крымских татар.
В памяти наших предков 1944-й гораздо ярче отражен чем, например, 1933-й, Голодомор. Мы все выросли на этих рассказах о том, что пережил наш народ. Почти половина погибли за первые два года ссылки от голода, холода, болезней и поэтому эта память у нас какая-то более яркая.
— Расскажите о своей службе в ВСУ: когда присоединились к войскам, в каких боях участвовали?
— В марте 2014-го я ходил в военкомат, но тогда мне прямо сказали, что «у тебя крымская прописка, мы тебя в ВСУ не возьмем». Предлагали добробат, но я принципиально не хотел, поэтому тогда не сложилось.
В 2014-м году некоторые органы, особенно МВД, вообще писали запросы в Крым. Ну вроде бы переходный период. По процедуре, если к ним приходит человек, нужна спецпроверка, отправляется запрос в территориальный орган внутренних дел по месту жительства с просьбой предоставить характеристику на такого-то, как на лицо, которое вступает в ряды ВСУ, или МВД. И очень много людей так были раскрыты — из-за тупости некоторых чиновников. Родителям ФСБ-шники приносили эти письма, говорили, мол, ну что там, говорите, ваш сын в Польше на заработках? А он вон, в Киеве, пытается устроиться на службу.
Я присоединился к армии в первый день полномасштабки — в 24 февраля 2022-го пришел в военкомат. Сначала была Черниговская область, это февраль-март [2022-го], потом москали «героически» отступили, а мы немного еще побыли на Черниговщине. Потом сформировался новый батальон. Сейчас мы в Донецкой области.
— Вы были представителем Уполномоченного ВР по соблюдению прав жителей АР Крым. Расскажите о наиболее распространенных нарушениях прав человека в Крыму сразу после аннексии в 2014, и сейчас: что менялось, какая ситуация теперь?
— россия и права человека — это антонимы. Все нарушения, которые могут быть — это про них. Ни о какой свободе слова, свободе вероисповедания, языка, культуры и каких-либо прав там не может быть и речи. Тем более, это сейчас — оккупированная территория. Думаю, сейчас все еще хуже, потому что у них сейчас паника еще больше.
Вы наверное замечали, что то там обыск, то здесь обыск. Много придумывать там не надо — пару раз запытали [человека], и он все расскажет, чтобы прекратить эти муки. Сейчас около двух сотен человек — это тех, я так понимаю, о ком известно. А сколько еще неизвестных людей, которых закрыли по каким-то подозрениям — это ужас.
Я занимался вопросами нарушения прав крымчан — жителей АР Крым и города Севастополь, здесь, на материковой части Украины. Как бы это плохо ни звучало, но действительно много гражданских прав нарушено было в украинских государственных органах. И я, в основном, с этим боролся, это было 80% моей работы. Но такие темы как, например, политзаключенные — этим занимался, в основном, центральный Офис Омбудсмена, в частности лично [бывший Омбудсмен] Людмила Денисова.
— Преследуют ли, допрашивают, обыскивают ли в Крыму родственников тех крымских татар, которые выехали на материк и занимаются активной политической, общественной деятельностью или служат в ВСУ?
— Конечно, преследуют. Возможно, не всегда допрашивают. Есть обыски регулярные среди наиболее активных, все «на карандаше». Они все обо всех знают.
Кто-то говорит о «крымских партизанах», мол, почему они там отсутствуют, почему не так как в Мелитополе, или в Каховке, или в Херсоне? На это есть простой ответ: потому что ВСУ — далеко. Сейчас из Крыма почти невозможно убежать — ни полями, ни лесами, там узкий перешеек. Действительно трудно сейчас что-то активно делать. Тем более, там их [российские силовые] органы не спят.
2014 год очень сильно разочаровал крымчан, которые до последнего надеялись, что Украина не выведет войска из Крыма, и что аннексии вообще не произойдет. Помня, при этом, 1994-й — тогда были проявления сепаратизма. Но на тот момент оперативно все отработали, и того не произошло.
Также была история с косой Тузла, которую хотели присоединить к Таманскому полуострову. Это 2003 год, когда в то время президент Украины Леонид Кучма лично прилетал на эту косу. Тогда тоже не произошло этого «присоединения».
Однако в 2014-м, к сожалению, так не сложилось. Очень много людей просто затихли. Потом были преследования, админштрафы. Прошло девять лет. Сейчас очень трудно будет. Но наши ждут.
— В своем ФБ вы выкладываете видео, на которых поете разные песни. Как начали это делать и почему? Как подбираете песни?
— Где-то в ноябре жена прислала видео, где моя дочка в машине поет Ой у лузі червона калина. Как-то ехали мы в бензовозе, дождик, как раз грустно стало, и я решил как-то, прежде всего, себя развлечь. Ну и так спели песню Ой у лузі червона калина. Оно как-то «зашло» людям, понравилось. Потом начали петь.
Подбираем песни, как правило, те, что знаем. Прежде всего, это для того, чтобы себя развлечь в это непростое время.
— На днях Джамала презентовала новый альбом на крымскотатарском языке. Благодаря таким культурно-просветительским акциям можно сказать, что теперь голоса Крыма начинают звучать отовсюду, и мы, украинцы, будто открываем для себя крымскотатарскую культуру заново: через песни, через популяризацию кухни
— Альбом Джамалы я прослушал в первый день, вечером, это — классно, потому что и это нужно. Украинцы должны нас узнать, познать. Так как мы узнаем и признаем украинцев. Я за то, чтобы все наконец поняли: в этой стране есть две государствообразующие нации, у которых была государственность этой территории. У нас есть гораздо больше общего, у наших народов, чем у русских с украинцами, или у русских с крымскими татарами. Это можно и филологически проследить, как много хороших слов имеют крымскотатарское происхождение. Также — внешность. Наша внешность тоже иногда очень похожа, потому что мы являемся потомками одних и тех же народов, которые проживали на этой территории.
Это все происходит не только сейчас. Просто воспринимается больше — после 2014-го. Был запрос на познание крымскотатарского народа вообще: кто это такие, что это не только чебуреки, что это не люди, которые живут [в Крыму] только летом и только на берегу моря, а зимой они «в спячку впадают».
Кстати, крымских татар очень сильно обижает, когда нам сразу говорят о том, что у нас вкусные чебуреки. Да, как будто у нас, кроме чебуреков, ничего нет больше. У нас крутейшая история, классная общая история — украинского и крымскотатарского народов. И эти штуки надо преодолевать, это надо исправлять — эти российские нарративы советские нарративы, где навязывались истории о каком-то предательстве, или о еще каких-то нехороших отношениях между двумя нашими народами. Это на самом деле было не так.
У нас все победы общие, и поражения, к сожалению, тоже. У нас общая история, очень похожая, также [факт] геноцида. И сейчас — совместная борьба против врага, который, кстати, не изменился.
— В последнее время много говорят о возвращении Крыма и о том, что в следующем году пляжный сезон уже можно будет встречать где-то в Евпатории. А группа Антитела даже анонсировала на август 2024 года концерт в Ялте. Действительно ли этот сценарий такой реалистичный?
— Я, честно говоря, немножко осторожно к этому отношусь. Крым — это не концерт.
Очень тяжелая сейчас ситуация. Будет 9 лет оккупации. Подчеркиваю: некоторые дети [в Крыму] украинский язык никогда не слышали, по крайней мере, в школе. Если родители сознательные то, возможно, где-то они его услышат. По-факту, и де-юре они жили в юридическом поле рф, пользовались правами.
Это очень будет трудно. Нужно будет очень осторожно работать с такой категорией людей, потому что у всех разные ситуации. Это, пожалуй, как ПТСР, если корректно сравнивать это с военными. У всех очень разных опыт и ко всем надо подходить индивидуально. Должно быть четкое законодательство, и уже сейчас люди должны понимать, что их ждет. Как коллаборационисты, так и нормальные люди — те, кто не принимал в этом участие. Из-за неизвестности они растеряны: нам надо дать четкие сигналы, что ждет население Крыма после деоккупации. Четкого ответа на это пока нет.
Так же, к сожалению, как нет и четкого понимания ситуации с национальной крымской территориальной автономией. Звучат заявления не от последних людей в государстве о том, что не должно быть никакой автономии, там должна быть просто область. Чтобы все были равны. Я же всем советую прочитать Декларацию о правах коренных народов ООН. Есть очень крутые международные опыты, где создаются национальные территориальные округа, или образования в составе унитарных государств, и ничего в этом сепаратистского нет. Наоборот — вся Европа и цивилизованный мир будут относиться к Украине как к полноценному европейскому игроку, который несет все ценности. В том числе и ценности коренных народов.
— «Хлопок» в Крыму в последнее время звучит чуть ли не каждый день, что происходит? Удается ли как-то влиять этим на так называемую оккупационную власть и ту часть населения, которая является пророссийской?
— Однозначно, надо [это делать] каждый день, не переставая, по военным объектам, по скоплениям именно военным [скоплениям военных объектов].
Кстати, Украина это настоятельно показывает, в отличие от врага, который бьет по гражданской инфраструктуре. Наши точечно отрабатывают по объектам. Все равно это громко, это слышно, это бесконечная работа вражеской ПВО, которая порой не справляется. И обязательно это дает свое влияние на тех, кто должен уехать [из Крыма].
Их есть за что наказывать, они тихонечко выезжают: кто-то быстрее, а кто-то еще думает. Но после парочки прилетов, думаю, будут еще быстрее думать. Надо однозначно продолжать, и победа будет за нами.
На мой взгляд, Крымский мост надо будет взрывать в последнюю очередь. Пусть как можно больше пророссийского элемента как [из числа] вновь прибывших граждан российских, так и из бывших украинских граждан, которые, кстати, по нашему законодательству все равно остаются нашими гражданами, уедут отсюда как можно быстрее. А потом уже за ними можно и сжечь этот мост.
